Вовка тянул за собой отказавшую ногу, полз вперед, уже чувствуя спиной, как замахивается бегущий первым кавказец, инстинктивно напрягаясь в ежесекундном ожидании удара.
— Эй, лысый, ты чего тут разлегся? Грязно же на улице, ну, вставай!
Сильный уверенный голос прозвучал где-то над ним настолько неожиданно, что Вовка вздрогнул всем телом. А потом его подхватили чьи-то руки, без особых усилий возвращая ему вертикальное положение. Серые со стальным отливом глаза глянули из под пшенично-русой челки с веселой снисходительностью.
— Живой? Что с ногой случилось?
— Мелочь… Подвернул… — просипел Вовка беспокойно оглядываясь, ища глазами преследователей.
А они были тут как тут. Несколько обескураженные тем, что на сцене появились новые действующие лица, пытающиеся взять под защиту скина, которого они уже считали своей законной добычей, они тем не менее не оставили своих агрессивных намерений.
— Э, вы кто такие? Чего лезете в чужое дело? — набычившись обратился к Вовкиным спасителям самый старший кавказец, державшийся поувереннее остальных.
Пшеничноволосый, тот, что придерживал под руку Вовку, вопрос дагестанца просто проигнорировал. А второй невысокий крепыш с роскошными черными усами, презрительно скривился, засовывая правую руку за пазуху.
— Ни фига себе! Говорящие обезьяны! Чудо природы! Ты видал когда-нибудь такое, Глеб? Может в академию наук позвонить?
— Зачем так говоришь?! Кто тебе тут обезьяны?! — вспыхнул праведным гневом кавказец, делая шаг вперед.
Трое его товарищей держались сзади, но тоже что-то неодобрительное и угрожающее заворчали. Как прикинул про себя Вовка расклад, даже с участием этих двух мужиков получался неутешительным, четверо кавказцев, против их троих, к тому же из него сейчас какой боец на одной-то ноге? Будто читая его мысли пшеничноволосый Глеб, меланхолично процитировал реплику из фильма о трех мушкетерах несколько ее видоизменив, сообразно ситуации:
— Один из нас ранен, он же юноша, почти ребенок, а потом скажут, скажут, что нас было трое!
Не оценив его юмора, кавказцы, подзадоривая друг друга, продолжали надвигаться на них, охватывая полукругом. В руке одного покачивалась цепь, другой сжимал обломок арматурного прута, двое небрежно поигрывали ножами. Рука усатого медленно показалась из-за борта кожанки, в ней матово блеснул воронением пистолетный ствол. «Пистолет Макарова, штатное армейское оружие, — оценил про себя Вовка. — На пару с ТТ самый массовый ствол в среде российских граждан». Он тут же горестно вздохнул, вряд ли пистолет был боевым, скорее всего безобидный пугач-газовик, или, что не многим лучше пневматическая копия настоящего оружия. Серьезного преимущества такая игрушка им, конечно, не давала, дагестанцы, похоже, считали так же, чуть сбив вначале шаг, они снова двинулись вперед. Усатый меж тем их реакцией ничуть не смутился, спокойно, даже как-то лениво скинул вниз предохранитель, с лязгом передернул затвор, загоняя патрон в патронник, затем задрал ствол вверх, и нажал на спуск. Выстрел гулко раскатился, отражаясь от стен домов, по переулку пошло гулять раскатистое эхо. Выходит не пневматика…
— Следующий влетит в башку, — так же спокойно и холодно, как говорил в начале, практически без интонации и выражения, произнес усатый, опуская пистолетный ствол навстречу вожаку кавказцев.
Тот, однако, тоже не мог сейчас спасовать, за спиной стояли трое соплеменников, которые потом обязательно расскажут о проявленном им малодушии. В такой ситуации любой кавказец скорее предпочтет смерть, чем покажет свою слабость.
— Если я от твоей пшикалки хоть раз чихну, — пренебрежительно усмехнулся элькан, делая еще шаг навстречу усатому и поигрывая зажатым в руке ножом. — То вот эту самую пику, загоню в твою белую задницу по самую рукоять!
— Вот как? — будто даже удивился усатый. — Что ж, если товарищи не хотят по-хорошему, уберем вазелин. Лови, джигит!
Второй выстрел показался Вовке значительно тише первого, может быть просто он был не столь неожиданным, или уши уже привыкли. А может быть патрон оказался какой-то бракованный… Хлопнуло, вроде не сильнее детской хлопушки, зато эффект от выстрела превзошел все ожидания. В последний момент, перед тем, как палец дожал спусковой крючок, усатый все-таки опустил смотревший прямо в лицо кавказцу ствол на уровень его живота. Вожака дагестанцев будто переломило в поясе, сложив пополам, какое-то время он еще покачиваясь, стоял на ногах, а потом со стоном завалился на бок. Трое его друзей буквально остолбенели, застыв с отвалившимися челюстями, не зная, что же теперь предпринять, и на что решиться. А черный провал пистолетного дула уже испытующе заглядывал в их лица.
— Заберите отсюда эту падаль, и пошли вон, шакалы! — голос усатого звучал резко, как свист бича.
Невольно подчиняясь ему, даги задвигались, подхватили на руки скулящего от боли вожака и, шипя угрозы вперемешку с проклятиями и ругательствами, исчезли в темноте переулка. Усатый провожал их насмешливым взглядом все еще не убирая в кобуру оружие. Лишь когда последний кавказец скрылся из виду, он неуловимо быстрым движением вернул пистолет за пазуху и развернулся к своему товарищу, все еще поддерживающему под локоть стоящего на одной ноге Вовку.
— Что с ногой? — тон вопроса был собранным и деловитым, ни малейшей нотки жалости не прозвучало в голосе.
— Подвернул, когда от этих бежал, — невольно распрямляя спину и вытягиваясь, отрапортовал Вовка. — Не могу наступать, больно.