— Лла иллаху алла ллахи, — торопливо зачастил Кэп, захлебываясь звуками чужого, никак не дающегося языка.
Вот так на самом деле и становятся мусульманами, фраза, которую пытался выговорить на арабском капитан является символом веры мусульманина и означает: «Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его». Любой произнесший это трижды, становится правоверным, все остальное: знаменитый обряд обрезания, беседа с муллой, первый намаз — уже вторично, главное вот этот момент, трижды повторенное утверждение.
Сообразивший, наконец, в чем дело араб издевательски расхохотался:
— Презренный гяур! Ты что же думаешь, что можешь обмануть и самого Аллаха? Считаешь, что бездумно произнесенные слова помешают мне убить тебя? Нет! Не все так просто! Принятие веры должно быть еще и искренним, а уж до искренности как я вижу тебе очень далеко, трусливая собака!
Зачерненный клинок взметнулся в воздух, но вдруг замер в верхней точке, перехваченный рукой еще одного бородача, неслышно подошедшего сзади.
— Постой, Али… Я почему-то ему верю. Быть может он и вправду решил отринуть свою дьявольскую веру и препоручить жизнь и смерть Аллаху…
— Ты что же, Саладин, хочешь, чтобы я пощадил эту свинью? — араб недоверчиво покосился на второго бородача.
Тот в ответ лишь молча кивнул, отпуская руку своего товарища.
— Ну хорошо, хорошо… Ты командир, тебе решать, — недовольно пробурчал Али, вгоняя тесак обратно в ножны и поднимаясь на ноги.
Кэп облегченно вздохнул, по мере того, как угроза гибели отодвигалась на второй план, к нему постепенно возвращался обычно присущий ему ясный аналитический ум. То, что названный Саладином боевик говорил по-русски, еще ничего не значило, черты лица у него тоже несли оттенок скорее персидской, нежели чеченской крови. К тому же араб безоговорочно выполнил его команду, а уж насколько своенравны и самоуверенны арабские наемники, считающие себя высшими существами, а чеченцев презираемой низшей расой, разведчику объяснять было не надо. Вряд ли араб стал бы подчиняться чеченцу, разве что очень высокопоставленному и авторитетному полевому командиру. Да еще и это прозвище, как невнятно вспоминалось из истории, Саладин это исковерканное имя арабского полководца Салах-ад-Дина, прославившегося успешной борьбой с неверными во времена крестовых походов. Очень подходящее прозвище, для арабского наемника конца двадцатого века.
— Помнишь меня? — Саладин низко склонился над пленником.
Пораженный вопросом Кэп пристально всмотрелся в заросшее бородой лицо. Нет, ничего не подсказывала обычно цепкая, специально тренированная память.
— Нет? — расплылся в улыбке араб. — А вот я тебя сразу узнал…
Выдержав томительную паузу, во время которой Кэп напряженно гадал, где же мог встречать этого борца за свободную исламскую республику Ичкерия, он, наконец, подсказал:
— Школа подрывников, возле Хотли-Чу, в горах? Помнишь? Двое арабских инструкторов. Одного, Хасана, вы взяли. Ну а второй… — он вновь широко улыбнулся. — Второй это я. Понял теперь, почему я удержал Али?
— Потому что большой грех одному мусульманину убить другого, — с надеждой произнес Кэп.
Саладин в ответ залился веселым смехом.
— Удачно пошутил! Конечно, нет! Попробуй угадать еще раз.
— Ну, значит, ты хочешь от меня узнать о судьбе своего пленного напарника, — предположил Кэп.
— О Хасане? Было бы действительно забавно. Но, честно говоря, он меня не сильно занимает. Думаю, что он не зажился на этом свете, всегда мечтал умереть в бою с неверными, придурок.
Кэп невольно кивнул, подтверждая версию Саладина.
— Нет, русский, я оставил тебя в живых не потому, что ты стал мусульманином, поверь это ни меня, ни Али, не остановило бы. И не потому, что мне нужны от тебя какие-то сведения. Я оставил тебе жизнь, потому что видел тебя в бою и знаю, что ты умелый и опытный воин. Я хочу предложить тебе стать одним из нас. Вступить в мой отряд на правах равного, среди равных. Одинаковая опасность и такая же доля в добыче, как у остальных. Мусульманином ты уже стал, — он хитро усмехнулся. — Так что здесь проблем не будет. Если надо, Али подтвердит перед всеми, правда Али?
Выдвинувшийся из-за спины Саладина араб угрюмо кивнул, подтверждая его слова.
— Ну, что скажешь?
Кэп переводил непонимающие глаза с непроницаемого лица Али, на смеющегося Саладина и никак не мог поверить в то что слышал. Неужели все повернулось вот так вот просто! Мысли неслись в голове бешеным галопом. «Ерунда! — кричал внутри кто-то захлебывающийся в радостной эйфории. — Сейчас можно притвориться, наобещать им чего угодно. А как только развяжут руки, наверняка удастся найти способ удрать к своим. Не будут же они его караулить, в самом деле! Главное, чтобы это все было сказано всерьез, а не ради издевки над беспомощным пленником. Лишь бы все оказалось правдой! Ну, Господи, Аллах, кто там еще, ну, пожалуйста! Пусть все это будет правдой! Тогда еще повоюем! Еще отомстим за пережитое только что унижение! Главное уцелеть! Уцелеть здесь и сейчас!»
Саладин хитро улыбаясь, следил за вихрем чувств, как в зеркале отражавшимся на лице пленника, он видел уже такое не раз, читал все мысли русского, словно в открытой книге и если бы захотел, легко мог бы поразить его, произнеся их вслух. Но молчание сейчас входило в правила игры, пусть, пусть пока считает, что он умнее всех, так же, как многие до него.
— Зачем тебе это? Зачем я тебе? — хрипло выдохнул Кэп, вглядываясь в прищуренные глаза араба.