Фашист энергично мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания, совершенно лишние перед боем, и перевернулся на живот. Бездонная небесная синь крутнулась, уходя вверх, и на ее месте перед глазами оказались сочные заросли зеленой травы, густо покрывавшие гребень холма. Далеко внизу петляла разбитая гусеницами грунтовка, вдаль до самого горизонта простиралась иссеченная темными шрамами оврагов, покрытая пятнами оливковых рощ равнина, замкнутая с двух сторон крутыми стенами высоких холмов. Узкое дефиле, в котором исчезала грунтовая дорога, находилось за спиной Фашиста, дальше за ним открывалась прямая дорога на Бинт-Джебейль, один из основных оплотов «Хизбаллы» в Южном Ливане, мощный укрепленный пункт, о гарнизон которого должны были обломать свои гнилые зубы жидовские батальоны. Но кто сказал, что нужно ждать врага пассивно сидя в укрытии? Нет, друзья, современная оборонительная тактика должна быть маневренной и активной. Потому целый рой мелких групп специального назначения Аппарата центральной национальной безопасности, подобно туче жалящих не смертельно, но чрезвычайно больно москитов, выплеснулась вперед, навстречу боевым порядкам наступающего врага. Интернациональная группа с позывным «Голубь» отнюдь не была исключением. Как сказал Волк, доводя личному составу очередное задание руководства: «Под сидячую жопу доллар не кладут!». В тактике и стратегии предстоящих операций их никто не ограничивал, никто не навязывал никаких оперативных планов. Группа была в свободном поиске. Чем больнее ужалит маленький москит, тем больший гонорар в итоге получит, а выбрать место для укуса уже его личное дело.
Это узкое дефиле между поросшими редким кустарником и молодым подлеском холмами они нашли совершенно случайно. Еще когда проезжали мимо впервые опытным взглядом оценивший ландшафт Волк подмигнул меланхолично насвистывавшему какой-то нацистский марш Фашисту.
— Видал? Вот в таких местах партизаны твоим партайгеноссе так по пятой точке накладывали, что те потом сидеть не могли.
— Ну да, ну да, слыхали, как же, — охотно поддержал тему Фашист. — Вот интересно только, кто же тогда, к примеру, дивизию Ковпака в непроходимые горы загнал. Те самые с отбитой пятой точкой, или другие какие? Ты же, дядя Женя, поди, историю разведки в свое время изучал? Неужто про немецких егерей и ягдкоманды ничего не рассказывали, или позабыл?
— Ладно, белокурая бестия, может и войну твои любимые фрицы случайно проиграли? — нахмурился Волк, не любивший даже косвенных напоминаний о своей прежней жизни, той в которой ему читали историю разведки.
— Проиграли, — неожиданно легко согласился, разряжая обстановку Фашист. — С этим не спорю. Но дрались лихо и достойно уважения.
— Ага, только над пленными при этом издевались, и мирное население расстреливали почем зря.
— И это было, — равнодушно пожал плечами Фашист. — Так этого на любой войне хоть ложкой ешь. А то наши не зверствовали в Германии…
— Исторических фактов не отмечено, — буркнул все еще дующийся на напарника Волк.
— Да какие тебе факты нужны? — удивился Фашист. — Сам представь себя на месте тех, кто столько лет на фронте, да по своей земле под пулями, да на сожженные деревни и разрушенные города глядя. Ты бы, что на их месте сделал, до чужого дорвавшись? Молчишь? То-то…
Волк отвернулся к окну, разговор стал ему откровенно неприятен. Его вообще довольно часто шокировали воззрения младшего товарища на казалось бы ясные любому первокласснику и совершенно бесспорные для самого Волка вещи. Однако дискутировать всерьез сейчас не хотелось, давно успел уже прочно для себя усвоить, что переубедить Фашиста ему не под силу, не хватает знаний, логики и фундаментального образования. Более эрудированный и как видно собаку съевший на подобных диспутах Фашист легко разбивал его самые крепкие аргументы, камня на камне не оставляя от вроде бы незыблемых на первый взгляд логических построений. Не то чтобы ему удавалось в чем-то убедить самого Волка. Но вот это чувство глупой беспомощности, когда тебе в глаза говорят, что черное, это белое, а ты никак не можешь доказать оппоненту обратное, выводило разведчика из себя, нервировало, лишая душевного равновесия. Потому в подобные споры он по мере возможности старался не вступать, на корню пресекая попытки Фашиста втянуть его в очередную дискуссию. Вот и сейчас, едва разговор свернул на опасную зыбкую почву оценки итогов Второй Мировой, Волк предусмотрительно замкнулся, молча глядя в окно на стремительно летящие вдаль холмы.
Фашист продолжил было насвистывать свой марш, но быстро замолчал, растеряв подходящее настроение. Абды, как всегда, молча таращились с заднего сиденья в ожидании команд руководителей группы. В салоне машины сгустилась недобрая, напряженная тишина. Нарушил ее первым все же Фашист, неуютно поежившись, он, как ни в чем не бывало, заявил, подтолкнув старшего товарища локтем:
— А у тебя я гляжу, глаз алмаз, Волчара! Реально, место для засады самое то. Танковый батальон вдвоем остановить можно. Завидую я тебе, так сходу поляну срисовать без ошибок уметь надо.
— То-то же, — ворчливо произнес разом оттаявший Волк, тщетно пытаясь скрыть, насколько приятна ему грубоватая похвала напарника. — В том и есть главное отличие разведчика от обычного лопуха-пехотинца. Все надо примечать, мало ли, пригодится.
Тогда командир «голубей» даже представить себе не мог насколько пророческими окажутся эти его слова. Осторожно ползущую колонну изиков они засекли буквально через десяток километров. Две «меркавы» и тяжелые «накпадоны» с пехотой явно направлялись в Бинт-Джебейль и миновать удобное для засады дефиле у них не было ни малейшей возможности. Почему командир израильского подразделения избрал именно эту дорогу, сказать было трудно. Возможно, не слишком внимательно изучил карту, может, не ждал от ливанцев такой прыти, рассчитывая встретить какое-либо сопротивление только в самих городских кварталах, или просто получил подробные указания из вышестоящего штаба и скрупулезно их выполнял, справедливо полагая, что начальству всегда виднее, даже если смотрит оно из кабинета. Впрочем, сейчас причина, подвигнувшая командира изиков на такой шаг, уже никакого практического значения не имела. Идея пришла Фашисту и Волку одновременно. Вот оно болезненное место для укуса!